MECHANICAL LINKS

Матвей: На мой взгляд, принципиальное отличие остеопатии от традиционной аллопатической медицины заключается в умении слушать, что происходит в организме, в умении слышать собственные ритмы, собственные желания организма. Если вычесть это умение, то остеопатии не будет.

Что значит «слушать» организм? Речь идёт об особой чувствительности пальцев остеопата?

Матвей: Мой опыт понимания отличия остеопатии от всех прочих мануальных практик состоялся на семинаре датского специалиста Иоханеса Фасгрина. Он положил свои руки на пациента. Нужно было слушать, как двигается ребро, причём не только в такт дыханию, когда рёбра расширяются. Необходимо было услышать и сами внутренние движения ребра. Я положил руки сверху на его руки, и почувствовал, как он чувствует, что внутри организма происходит какая-то жизнь, какие-то свои движения. До этого у меня был опыт мануального лечения: массаж, мануальная терапия. Но семинар Фасгрина стал для меня водоразделом.

Что такое мануальная терапия?

Матвей: Мануальная терапия (иногда используется термин «хиропрактика») – это набор приёмов, которые действуют на три отдела позвоночника: шейный, грудной, поясничный. Это – повороты головы, надавливания, а также массаж. Иными словами, над пациентом проводятся определённые манипуляции.

Это работает?

Матвей: Это работает, но плохо: мало, недостаточно. Как чёрный ящик. Ты что-то вводишь, что-то получаешь на выходе. А остеопатия – это попытка заглянуть в чёрный ящик, увидеть, что именно там происходит, и, исходя из этого, подобрать воздействие. В моём сознании это была революция.

Какого характера остеопатическое знание: рациональное или иррациональное?

Матвей: Вначале можно говорить только об ощущении в плане плюс – минус, то есть, ты ничего не чувствуешь и вдруг начинаешь чувствовать. Дальше ощущение специфицируется. Возьмём в качестве примера ребро. Обычно мы воспринимаем его как структуру, отвечающую за дыхательную экскурсию, и только это мы и слышим. Но вдруг выясняется, что ему свойственны ещё и движения вперёд – назад, вбок, движения по типу ручки ведра, движения насоса. И когда ты понимаешь, что эти движения есть, ты чётко чувствуешь, какое движение недорабатывает, то есть ребро пытается пойти в сторону определённого блока и не может, что-то ему мешает. Помочь преодолеть это затруднение – это и есть остеопатия. А совершить ряд манипуляций на это ребро – надавить на него, вытянуть его – это уже не остеопатия. Сначала нужно прочувствовать. Дальше можно понимать.

Чувствительность пальцев – это дар, или она приобретается через обучение и практику?

Матвей: Я не думаю, что это – дар, скорее – это обучение.

Но ведь в случае остеопата речь идёт об особой чувствительности - о сверхчувствительности рук?

Матвей: Классики остеопатии для объяснения природы этой как будто бы сверхчувствительности приводят аналогию. Вот мы идём по сосновому лесу, чувствуем стопами, как хрустят иголки, веточки, чувствуем текстуру почвы. Дальше мы переходим на болотистую местность, нас начинает затягивать, мы ищем кочки. Переходим на песчаник и ощущаем, как изменилась текстура почвы. Это ноги, причём в обуви, обладают таким уровнем чувствительности, так что же говорить о руках. Наложение способности воспринять некоторый объект на знание об этом объекте и даёт особую чувствительность, как бы сверхчувствительность. Мы просто не задумываемся над этим.

Человеческий организм представляется нам чем-то закрытым. Заглянуть в него можно, только разрезав его, сделав рентген или УЗИ. Остеопатия исходит из особого представления о руке как об инструменте исследования и тестирования организма.

Матвей: Почувствовать можно хоть попой, руки просто удобнее. Дело не в сверхчувствительности рук, а в рефлексии по поводу ощущений рук. Ты можешь прочувствовать на 10 см вглубь организма, но тебе нужно знать, что ты почувствовал, нужно перевести это в какие-то образы. Не важно, будут они вербализованы или нет.

Для этого нужно хорошо знать анатомию.

Матвей: Да, и это самое сложное. Для меня и других остеопатов анатомия - увлечение всей жизни. Сам Эндрю Стилл, основатель остеопатии, говорил: «Три главных принципа остеопатии: анатомия, анатомия, анатомия». Суть живой анатомии в том, что она постоянно требует изучения. К примеру, абдоминальный хирург может досконально знать всё, что касается заболеваний, которые он лечит, и у него создаётся иллюзия, что он знает всю анатомию. Но остеопат имеет дело со всем организмом. Постоянно остаётся ощущение, что ты чего-то не знаешь. Ты постоянно упираешься во что-то неизвестное, идёшь дальше. Я знаю остеопатов, которые по сорок-пятьдесят лет практикуют и каждый день изучают анатомию.

В чём состоит отличие стандартного взгляда классической медицины на анатомию человека от остеопатической концепции устройства человеческого организма? Разве есть в классической анатомии представление о том, что органы человека движутся?

Матвей: Классическая анатомия – это анатомия мёртвого человека, в организме которого ничего не движется, поэтому в ней не учитываются очень многие живые структуры, так как не ясно, для чего они предназначены. В остеопатии они приобретают значение благодаря тем функциям, которых они лишены у трупного материала. Я говорю в первую очередь о фасциях. Фасции – это оболочки. Если в анатомии мёртвого человека оболочки – это просто безжизненные мешки, в которых заключены органы, то в остеопатии фасции – это чуть ли не самое главное.

Сейчас есть УЗИ. Там же видны все движения.

Матвей: Да, видны, но не все. Наверное, кинестетическое чувство тоньше, чем визуальное.

Как остеопатия пришла к тому, что органы движутся? Может быть, это – всего лишь гипотеза? Она расходится с традиционным взглядом на функционирование внутренних органов?

Матвей: Этот взгляд не расходится с традиционным. И все, кто хочет найти движения внутренних органов, находят их. Например, кости черепа считаются неподвижными. Но всё дело в том, что движения костей черепа настолько незначительны по сравнению, например, с биением сердца, что большинство медиков считают их несущественными и просто не обращают на них внимания. Я уже говорил о своём опыте с движением ребра. Можно вспомнить опыт Джона Апленджера, самого известного остеопата современности. Изначально он был нейрохирургом. Однажды он ассистировал при серьёзной операции на головном мозге с трепанацией черепа. Главный хирург поручил ему удерживать твёрдую мозговую оболочку. Он, естественно, удерживал её изо всех сил, при этом она всё время ускользала у него из рук. Он удивился и задумался. Выяснилось, что те небольшие движения, которые присущи мозговой оболочке, у данного пациента из-за патологии были усилены. Они были мощнее, чем сила рук Апленджера, и не давали ему удержать эту структуру. Таким образом он пришёл из нейрохирургии в остеопатию и сейчас является одним из ведущих специалистов в остеопатии по краниосакральной терапии.

В остеопатии есть три направления, чем занимаешься ты?

Матвей: Я занимаюсь синтезом всех трёх направлений.

Почему они так чётко поделены?

Матвей: Очень сложно развить одинаковую чувствительность и для черепа, и для позвоночника и для внутренних органов. Легче работать с тканями определённой плотности. Если брать аналогию с хождением по лесу: один специалист тоньше чувствует текстуру соснового леса, другой – болотистой местности, третий – песчаника.

Когда ты учился в Высшей Остеопатической Школе, у вас была специализация?

Матвей: Да, специализация была, как и в мединституте. В процессе обучения студент постепенно приходит к выбору какой-то своей области интересов. Для себя я нашёл узкую специализацию, которая широко охватывает максимальное количество структур организма. Иными словами, я сделал своей специализацией механическую связь этих структур. Это – мой конёк и признание в Школе. Но это, конечно, некоторая хитрость, потому что если бы я стал специализировать на позвоночнике, то я шёл бы только в этом направлении: преподавал бы в Школе позвоночник, принимал бы пациентов, в основном, с проблемами позвоночника и т.д. Но как раз от такого рода частичности остеопатия изначально уходила, и возвращаться к этому как-то бессмысленно.

Термин «остеопатия» получил несколько разных интерпретаций, исходящих из значений греческого и латинских корней этого составного слова. Одно из толкований опирается на перевод латинского «patos» как сочувствия или сопереживания. И получается, что остеопатия – это сочувствие костям со стороны остеопата. Автор книги «Остеопатия: основные приёмы лечения и самопомощи» Святослав Нововсельцев развивая эту тему, говорит, что не каждый может быть остеопатом, потому что для этого помимо чувствительности рук и знания техник необходимы определённые личностные качества, и в первую очередь, эмпатия.

Матвей: Не согласен. Каждый может быть остеопатом, если у него есть желание в этом разбираться. Думаю, когда в этом контексте речь идёт об эмпатии, подразумевается то, что отличает манипуляции остеопата от манипуляций мануального терапевта, и о чём мы уже говорили. Остеопат проводит манипуляцию в ответ на импульс со стороны пациента, а не по заранее заложенной в когнитивной структуре врача модели. Соответственно, знание этого импульса и способность провести обратную связь и отличает остеопата от обычного врача.

А мне показалось, что речь идёт об эмпатии по отношению к пациенту. Так что же, никакой эмпатии, а чистая манипуляция? Получается, что остеопатия исповедует тот же естественнонаучный подход к пациенту, которым грешит традиционная медицина, забывая, что пациент – не только объект, но и субъект, и, таким образом, всё больше утрачивая свой особый – двойственный - статус и гуманитарной, и естественнонаучной практики.

Матвей: Нет, мне кажется, что это как раз та область медицины, где пересекаются естественнонаучный и гуманитарный подходы. Если ты будешь из всех сил сочувствовать костям, тканям и так далее, но не будешь их знать, ты не сможешь им сочувствовать полноценно. Сочувствие проявляется там, где есть знание. Недостаток знания - беда огромного количества экстрасенсов, хилеров, разных бабушек и прочих. Куча сочувствия, часто искренняя любовь к людям, но недостаток знания постоянно приводит в тупик, а поскольку полного знания быть не может, должно быть стремление к знанию.

Так или иначе, все остеопаты заканчивают мединституты, Высшую Остеопатическую Школу, и каждый имеет достаточно врачебного опыта, кто-то в качестве нейрохирурга, кто-то в качестве травматолога, кто-то - педиатра, кто-то - акушера. Остеопатами становятся не от желания чего-то эдакого, а от тупика всех предыдущих направлений и поиска чего-то наиболее всеобъемлющего.

Давай рассмотрим такую ситуацию. Ты понимаешь, что у человека есть психологические проблемы, которые вызывают реакцию организма. Ты его лечишь, лечишь, лечишь. Но ведь если не устранить психологический источник телесной проблемы, ты можешь его лечить всю жизнь? Или твоё лечение может дать обратное воздействие?

Матвей: Возможно, как первое, так и второе. Можно лечить человека всю жизнь, снимая телесную проблему. Но я бы рассмотрел обратную ситуацию. Если человек приходит к психотерапевту, а у него есть некая телесная проблема…

То психотерапевт сразу скажет ему о том, что в ней может корениться проблема психологическая. Да, это обычная вещь для психотерапии, но не для медицины.

Матвей: Совершенно точно. Но движение должно происходить в обе стороны: и психотерапевт должен направлять к остеопату, когда психотерапия упирается в какую-то телесную проблему, иначе эта телесная проблема опять вызовет цепь ассоциативных реакций, которые приведут к плохому психологическому статусу. Но и наоборот, если психологический статус постоянно обновляет телесную проблему, то стоит направить человека к психотерапевту. Но лучше всего сочетать эти две формы лечения. Пожалуй, это единственный способ поддерживать организм в здоровом состоянии.

Ты говоришь со своими пациентами о душевном аспекте болезни, даешь совет?

Матвей: Я располагаю ограниченным психотерапевтическим ресурсом. В простых, по моему мнению, случаях, я могу помочь советом, использовать известные мне психотерапевтические техники. Но если передо мной более сложный случай, то я говорю пациенту, что это не в моей компетенции, а дальше – дело пациента решать, идти к психотерапевту или нет. Может, он доволен своей психологической проблемой, осознаёт её и согласен жить с ней дальше.

Когда ты видишь, откуда может переть та или иная телесная проблема, ты говоришь об этом пациенту?

Матвей: Да, говорю. Я часто замечаю эффекты действия психики на тело, и мне это помогает как в постановке диагноза, так и в выборе направления лечения. Допустим, я вижу, что имеется тенденция позвоночника к сильному отклонению назад. И она вызывает определённые проблемы. Я понимаю, что на психологическом уровне человек упёрся в некоторые обстоятельства, которые не позволяют ему расти, в некоторый психологический потолок. И в результате он начинает отклоняться назад, чтобы остаться в пределах этих обстоятельств. Соответственно, я работаю с позвоночником, и сообщаю пациенту о своей версии. А дальше он волен либо принять, либо не принять её.

Это твоя идея, твой образ?

Матвей: Да, это моя идея, мой образ.

Но ведь это только гипотеза, и дело, возможно, в чём-то другом?

Матвей: Да, но при этом чаще всего эти гипотезы каким-то образом помогают в лечении.

Были случаи?

Матвей: Да. Человек был в состоянии ради своего позвоночника поменять окружающую среду, уйти с работы, поменять семью или ещё что-то. Позвоночник становился ровным, а человек более счастливым.

Каких случаев больше в твоей практике: тех, когда тело индуцирует психологическую проблему, или тех, когда источник телесной патологии в психологическом дисбалансе?

Матвей: Чаще всего это клубок проблем, который наматывается вокруг некоторой базовой, первичной, проблемы. Например, телесная проблема приводит к психологическому клубку. Человек пытается разобраться со стороны психологии, а это совершенно бесполезно. А после двух сеансов у меня психологические проблемы этого человека очень быстро начинают разрешаться, притом, что я могу их вообще не касаться, а касаться только тела. А иногда бывают ситуации, когда первичны психологические проблемы. И я раскручиваю тело, подводя человека к пониманию того, что проблема существует в чистом виде как психологическая, и уже потом канализируется в тело. А дальше человек делает выбор, идти ли ему к психотерапевту, священнику или никуда не идти, а жить с этой проблемой. Человек это всегда клубок телесных и психических заболеваний. И весь вопрос в том, с какой стороны распутывать этот клубок при лечении. Конечно, лучше всего с той, которая ближе. Но есть же и чисто телесные проблемы, например, тяжёлые роды. У человека ключица зажалась в родовых путях, и из-за этого поменялся баланс тела. И пока я эту ключицу не расправлю, бесполезно говорить о каких-то психологических проблемах.

Этот взгляд принят в остеопатии?

Матвей: Конечно. Так или иначе, каждый остеопат склоняется к какому-либо лагерю. Кто-то начинает изучать телесно ориентированную психотерапию и использует её в своей практике, кто-то просто идёт в церковь и ведёт за собой пациентов. В католическую, православную, или в какую-то ещё.

Эта взаимосвязь телесного и психического очень интересна? Её кто-нибудь исследовал?

Матвей: Конечно. Её исследуют постоянно. У Апленджера есть техники сомато-эмоционального релиза. У Филиппа Дрюэля есть техники семейных проблем. Некоторая психологическая проблема может отражаться на теле, причём не у одного человека, а передаваться по наследству. Врач находит идентичные телесные проблемы у целого ряда поколеий и работает с ними. У Жан-Пьера Барраля есть интереснейшие техники по диагностике возникновения психо-эмоциональных проблем даже с точным определением времени, места и самого события, исходя только из телесных показателей.

Звучит как-то невероятно…

Матвей: Но всё это имеет под собой рациональную основу и базируется на очень хорошем знании анатомии. Мы тестируем ткани, и в частности, ткань мозга. А это – такая же ткань, как и ткань почки, ткань коленного сустава. И по состоянию ткани мозга, в частности, по уровню напряжения определённых зон мозга, можно примерно понять его функционирование, включая «память» об эмоциональных травмах.

Матвей: Современная лекарственная терапия это чёрная магия. Чаще всего в лекарстве берётся некий уровень воздействия данного химического вещества на какой-то отдельно взятый процесс в биохимии организма. И либо этот процесс останавливается, либо изменяется: усиливается или ослабляется, в зависимости от того, что нужно достигнуть. Но поскольку организм это не чистая пробирка с одним веществом, на которое можно воздействовать в ту или другую сторону, а комплекс взаимосвязанных веществ, то невозможно проследить, как воздействие на один процесс повлияет на другие процессы в организме. Иными словами, я говорю о чёрной магии, потому что мы каким-то образом воздействуем на процесс и можем выявить только явные и ближайшие побочные эффекты, а отдалённые никто выявить не может и, как правило, не хочет. Кроме того, придумывают лекарства в лабораториях одни люди, а применяют совсем другие. И очень часто как те, так и другие испытывают взаимный дефицит знания. Те, кто синтезирует лекарства, делают это на основе некоторых теоретических допущений. Они не знают всех реакций организма, так как процесс познания организма динамичен, он невозможен в отрыве от пациента.

Вся остеопатия основана на идее коррекционных сил организма. Организм обладает внутренними ресурсами саморегуляции и самоисцеления. Остеопат лишь помогает их восстановить и активизировать. Но ведь есть границы компетенции остеопата, те пределы, за которыми уже не возможно бороться с болезнью без хирургического или лекарственного вмешательства. Например, в случае некоторых хронических заболеваний или рака.

Матвей: У меня большой опыт работы в обычной медицине: и на скорой помощи, и в кардиореанимации в институте Склифосовского, так что я могу не быть голословным. Подавляющее большинство случаев, при которых необходимо применять такие острые методы лечения, как операция или антибактериальная терапия – детерминированы.

А если взять гипертонию, сердечные болезни? Когда у человека повышенное давление, он вынужден «сидеть» на таблетках.

Матвей: Первый момент проблемы повышенного давления – это психологическая дезадаптация, второй момент – нередкие случаи повреждения шейных позвонков, или, к примеру, мозговых оболочек. Эти патологические состояния снимаются остеопатически. А без снятия этих проблем сосудистые центры находятся в состоянии компрессии и, соответственно, ненормального функционирования.

Это касается и сердца?

Матвей: Сердце – это тоже комплексная психологическая и остеопатическая проблема. В моей практике был случай, когда я сумел надолго отодвинуть инфаркт миокарда, но, к сожалению, не смог полностью устранить его возможность. У пациента напряжение межрёберных мышц и внутрикостное напряжение грудины постоянно сдавливали сердце, сердечный сосуд. Мне удавалось снимать эти лишние напряжения, и таким образом, предотвращать сердечный приступ. Это было подтверждено электрокардиограммами: у пациента до лечения были сердечные приступы, после остеопатических воздействий – их не было. Но поскольку этот человек жил в другом городе, то лет через 10 нашего лечения инфаркт всё-таки случился. Кроме того, там был очень мощный психологический фон.

Ты сможешь помочь в том случае, когда человек пришёл к тебе с уже сильно запущенной болезнью?

Матвей: Иногда могу, иногда уже бывает поздно. Если произошли какие-то изменения в сердце, то понятно, что организм человека уже не сможет функционировать по-прежнему. Но если выбирать пути реабилитации: лекарственный или нелекарственный, то я бы ещё поспорил, какой из них лучше. При болезни сердца или гипертонии вполне возможно поддерживать организм на уровне стабильного функционирования нелекарственными методами, сочетая остеопатию, психотерапию, гомеопатию, лечебную гимнастику, медитацию, работу со стрессами. Можно обойтись без лекарств даже в тяжёлых хронических случаях.

Можно и нужно?

Матвей: Я считаю, что это выбор человека. Здесь многое зависит от воспитания.

Таблетки плохи тем, что организм перестаёт использовать собственные ресурсы, когда на них «подсаживается»?

Матвей: Конечно. Плюс возникает куча неизвестных побочных эффектов, которые человек принимает за самостоятельные болезни. Типичный случай: человек пьёт лекарства от сердца, но параллельно у него начинают барахлить почки, слух, зрение, желудочно-кишечный тракт и т.д. Он начинает принимать лекарства уже от заболеваний этих областей. До тех пор, пока рано или поздно счастливым образом не плюёт на это и начинает жить, боля и не лечась.

Рак. С ним же ничего нельзя поделать!

А что с ним может поделать обычная медицина?

Опухоль вырезается, а затем проводится жёсткая химиотерапия.

И естественно человек полноценным уже быть не может.

Что значит – полноценным?

От химиотерапии летят иммунная система, опорно-двигательный аппарат.

А что делать? Есть альтернатива?

Альтернатива есть. Точно так же, как можно стараться не допустить возникновения рака, осуществляя профилактическое лечение, можно нелекарственными, неинвазивными средствами поддерживать ракового больного примерно такое же количество лет, как и с помощью химиотерапии.

Ты можешь диагностировать рак на ранней стадии?

Бывали случаи, когда мы диагностировали рак.

Это за счёт чувствительности рук? Это чувствуется?

Да, рак можно почувствовать. Поражённый орган перестаёт двигаться, перестаёт совершать микродвижения. А возможно, первично, что орган перестаёт двигаться, а потом уже возникает рак. И это ограничение движения можно обнаружить быстрее, чем появится субстрат. Но наш опыт, к сожалёнию, неудачный: мы продиагностировали рак раньше, чем медики. Они поставили диагноз только при вскрытии. Но нам не удалось помочь человеку, потому что он нам не поверил, и пошёл обследоваться к разным врачам, которые как раз не могли поставить диагноз. В результате всё закончилось очень плачевно.